Лучшие книги в жанре повести

Иван Ефремов | повести, фантастика, научная фантастика
«…Бывший ученик Шатрова, перешедший на астрономическое отделение, разрабатывал оригинальную теорию движения Солнечной системы в пространстве. Между профессором и Виктором (так звали бывшего ученика) установились прочные дружеские отношения. В самом начале войны Виктор ушел добровольцем на фронт, был отправлен в танковое училище, где проходил длительную подготовку. В это время он занимался и своей теорией. В начале 1943 года Шатров получил от Виктора письмо. Ученик сообщал, что ему удалось закончить свою работу. Тетрадь с подробным изложением теории Виктор обещал выслать Шатрову немедленно, как только перепишет все начисто. Это было последнее письмо, полученное Шатровым. Вскоре его ученик погиб в грандиозной танковой битве…»

Гарри Гаррисон | литература 20 века, фантастика, научная фантастика, классика, зарубежная классика, повести, циклы, космическая фантастика
В «Парне из С.В.И.Н.», Брон Уорбер — фермер со степенью в животноводстве и докторской степенью в галактической политике выращивает свиней. Его специально подготовленные и выведенные свиньи формируют спецкоманду С.В.И.Н. — Свиную Межзвездную Охрану. Их задание в этом забавном рассказе — помочь людям планеты Таубри и победить чудовище на Плато Призрака.В «Парне из Р.О.Б.О.Т», Генри Венн — агент Батальона Омега Три, послан исследовать параноическое поведение жителей планеты Слагтер. Произведение включено в авторский сборник «Пропавший лайнер».

Генри Лайон Олди | историческое фэнтези, боевое фэнтези, фэнтези, повести
Кто не слышал о знаменитом монастыре Шаолинь, колыбели воинских искусств? Сам император благоволит к бритоголовым монахам-воинам в шафрановых рясах, чьи руки с выжженными на них изображениями тигра и дракона незримо творят политику Поднебесной империи. Далее из великого Китая мы переносимся в Японию XV века и Харьков века ХХ.Легендарные актеры театра Но и наши с вами современники, искусство древних лицедеев и современные школы карате, встреча с безликим нопэрапоном на ночном кладбище и рекламка "Ваша задача - выжить!". Тема боевых искусств - одна из главных в творчестве Г.Л.Олди, а романы "Мессия очищает диск" и "Нопэрапон" давно и заслуженно вошли в золотой фонд фантастики.

Сергей Лукьяненко | космическая фантастика, литература 20 века, фантастика, повести
Случайно спасенная девушка, которая оказалась принцессой другого мира... Странствия в поисках дома, который оказывается Прародиной великих Сеятелей... Война между двумя суперцивилизациями, фангами и людьми, которая не оказывается такой уж и случайной. Может, и вся эта цепь событий, десятки событий, войн и созданных рас — лишь часть плана Третьей Силы, для которой главные герои — только пешки?..

Братья Стругацкие | литература 20 века, литературные формы, повести, фантастика, научная фантастика, экранизация
Фантастический роман братьев Стругацких "За миллиард лет до конца света" пытается убедить читателей в существовании невидимых, неизвестных сил, грозящих человечеству. Главный герой Дмитрий Алексеевич Малянов, молодой перспективный ученый, обнаруживает себя в окружении необъяснимых явлений. Его научная работа под угрозой срыва. Незримая сила препятствует завершению революционного открытия. Похожие ситуации происходят и с его друзьями, хотя их области открытий не связаны между собой. Вывод товарищей по несчастью однозначен: "нечто пытается помешать человечеству сделать очередной шаг вперед". Страх и ощущение беспомощности пронизывает весь роман. Личность в конечном итоге уступает практичности.

Ник Перумов | современная русская литература, повести, современная литература, книги про волшебников
Как заведено, лишившись своих спобностей, старый маг должен отдать свой посох молодому преемнику и как можно скорее умереть. Земля отказывается носить тех, кто раньше взглядом мог передвигать горы.Но как же тяжело справиться с жаждой вернуть посох...

Ник Перумов | боевое фэнтези, литература 20 века, фэнтези, повести
В двух мирах - Мельине и Эвиале - начинают происходить события, которые отныне и вовеки соединят живущих там общей историей, магией, кровью. Могущественные артефакты, Алмазный и Деревянный мечи, хранителем которых становится некромант Фесс, могут как уничтожить, так и спасти миры. Смотря в чьи руки они попадут и против кого будут подняты... Романы "Алмазный меч, Деревянный меч" и "Рождение мага", составившие этот том, входят в золотой фонд мировой фантастики.\ В цикл "Летописи разлома" входят такие произведения как: Алмазный Меч, Деревянный Меч, Хранитель Мечей, Рождение Мага , Странствия мага , Одиночество мага, Война Мага, Война Мага: Дебют, Война Мага: Миттельшпиль , Война Мага: Эндшпиль, Война Мага: Конец игры, Дочь некроманта, Вернуть посох , Эльфийская стража.

Александр Пушкин | классика, русская классика, поэзия, литература 19 века, повести
«Кавказский пленник» (1820—1821) — первая из цикла южных байронических поэм Пушкина. Начата в Гурзуфе, окончена 20 февраля 1821 г. в Каменке (имение В. Л. Давыдова).

Василь Быков | классика, советская литература, литература 20 века, книги о войне, повести
Писатель Василь Быков – участник Великой Отечественной войны, которая определила темы, сюжеты и выбор героев его произведений. Повести его прежде всего – о человеке, пытанном ледяной водой болот, мокрой глиной окопов, пустотой леса в ничейной полосе, неизвестностью исхода войны, соблазном бессилия, безнадежности, отступничества, бесконечностью раскисших дорог… «… Как всегда на фронте, спасу от немецких мин не было нигде – ни в поле, ни в лесу, ни в городе. Разве что в земле. Но в земле мы уже насиделись за зиму, а тут в Австрийские Альпы пришла весна, на пустыре зеленела усыпанная лютиками трава, в палисадниках зацветала сирень, днем пригревало солнце. На душе посветлело, даже становилось радостно от предчувствия молодой, бездумной удачи. Особенно когда тебе уже перевалило за двадцать и впервые за войну появилась надежда выжить. А сегодня вдобавок попался под руки велосипед, на котором не катался с детства. Из-за оснеженных хребтов вынырнуло утреннее солнце, слепящими лучами неожиданно ударило в глаза, дорога метнулась в сторону, колесо – в другую, и я с разгона загремел на мостовую. Превозмогая боль в колене, поднял голову и увидел рядом людей. Плотно пригнанные к уцелевшей стене дома, стояли две командирские машины – американский «Виллис» и трофейный «Хорх», возле которых, удивленно уставившись на меня, замерла группа офицеров. Конечно, это было начальство. «И когда их принесло сюда?» – недоуменно подумал я. Тихо ругнувшись, стал не спеша подыматься. Торопиться уже не имело смысла, я отчетливо сознавал, что влип, и думал только о том, как бы скорее пережить малоприятную встречу. – Посмотрите на него! – прозвучало издевательским командирским тоном. – Он думает, что война уже кончилась. Немцы не успели застрелить, так он сам на рожон лезет… …» Приглашаем посетителей сайта написать краткое содержание произведения Полюби меня, солдатик.

Александр Куприн | русская классика, классика, повести
«Странные и маловероятные события, о которых сейчас будет рассказано, произошли в начале нынешнего столетия в жизни одного молодого человека, ничем не замечательного, кроме разве своей скромности, доброты и полнейшей неизвестности миру. Звали его Иван Степанович Цвет. Служил он маленьким чиновником в Сиротском суде, даже, говоря точнее, и не чиновником, а только канцелярским служителем, потому что еще не выслужил первого громкого чина коллежского регистратора и получал тридцать семь рублей двадцать четыре с половиной копейки в месяц. Конечно, трудно было бы сводить концы с концами при таком ничтожном жалованье, но милостивая судьба благоволила к Цвету, должно быть, за его душевную простоту…»

Борис Васильев | советская литература, повести
Произведение Бориса Васильева Летят мои кони… «Еще размашисто рысят кони, еще жив праздник в душе моей, еще кружится голова от вчерашнего хмеля, и недопетая песня готова сорваться в белесое от седины небо. Еще не остыли на губах ворованные поцелуи случайных женщин, любивших любовь больше, чем меня, и тем самым вложивших свой камень в котомку моей усталости. Еще хочется пробежаться босиком, поваляться на траве, нырнуть с обрыва в незнакомый омут. Еще так трудно оторвать взгляд от женских ног, еще пытаешься казаться умнее, еще мечтается перед сном и хочется петь по утрам. Еще не утолена вся жажда, еще веришь в себя и еще ничего не болит, кроме сердца…» Рекомендуем читать полную версию книгу, а не краткое содержание произведения Бориса Васильева Летят мои кони. А также на этой странице можно прочитать рецензии и отзывы.

Юрий Трифонов | современная русская литература, советская литература, классика, современная литература, повести
«Трифонов не может устареть, потому что он не просто свидетель эпохи – он и есть та эпоха, и все мы, кто жил в ней, останемся во времени благодаря его прозе. Он был гений, Юрий Трифонов, вот в чем все дело» (Александр Кабаков).

Борис Васильев | советская литература, повести
«Вечерами в маленькой поселковой больнице тихо. Бесшумно скользнет по коридорчику сестра, разнося градусники. Прокряхтит сухонькая старушка, да скрипнет дверь за мотористом с «Быстрого», выходящим покурить в холодные сени. А сегодня тишина нарушилась тяжелыми шагами врача, беготней сестер, тревожным скрипом носилок…»

Борис Штейн | классика, советская литература, литература 20 века, повести
Повесть известного писателя Бориса Штейна «Солнце на перекладине» – один из лучших образцов молодежной советской прозы. Ее герои – молодые гимнасты. Они взрослеют, мужают, влюбляются, ищут себя в спорте и жизни. Повесть несколько раз издавалась в Таллине, в Москве, в Ленинграде и пользовалась неизменный читательским успехом.

Алексей Толстой | русская классика, классика, повести
«Когда появлялась Ольга Вячеславовна, в ситцевом халатике, непричесанная и мрачная,◦– на кухне все замолкали, только хозяйственно прочищенные, полные керосина и скрытой ярости, шипели примусы. От Ольги Вячеславовны исходила какая-то опасность…»

Валерий Брюсов | классика, русская классика, литература 20 века, повести
"… 15 сентября Событие совершенно неожиданное. Мужа нашли убитым в его кабинете. Неизвестный убийца разбил Виктору череп гимнастической гирей, обычно лежащей на этажерке. Окровавленная гиря валяется тут же на полу. Ящики стола взломаны. Когда к Виктору вошли, тело его еще было теплым. Убийство совершено под утро. …"

Лев Толстой | классика, русская классика, литература 19 века, повести
«Князю Нехлюдову было девятнадцать лет, когда он из 3-го курса университета приехал на летние ваканции в свою деревню и один пробыл в ней все лето. Осенью он неустановившейся ребяческой рукой написал к своей тетке, графине Белорецкой, которая, по его понятиям, была его лучший друг и самая гениальная женщина в мире, следующее переведенное здесь французское письмо…»

Николай Лесков | классика, литература 19 века, русская классика, литературные формы, повести
Повесть впервые опубликована в 1863 году в «Библиотеке для чтения» (№ 7 и 8) под псевдонимом М. Стебницкий. Впоследствии Лесков значительно переработал повесть (убрал всю историю отношений Насти с «маленькой барышней» Машей, анекдот о том, как колокол в церковь везли, рассказ о поездке молодых к Настиным «господам» и весь финальный очерк, игравший роль эпилога и рисовавший крестьянскую жизнь после отмены крепостного права) и дал ей новое название — «Амур в лапоточках». Известно, что писатель планировал поместить переработанный вариант во второй том «Рассказов Стебницкого» (вышел в в Санкт-Петербурге в 1869 году), однако при жизни автора вторая редакция повести так и не была напечатана.

Михаил Лермонтов | классика, русская классика, литература 19 века, повести
«Штосс» — последнее прозаическое произведение М. Ю. Лермонтова, над которым он работал перед гибелью. Фантастическая повесть (быличка) осталась неоконченной.

Антон Чехов | классика, русская классика, литература 19 века, повести
"... Грохольский обнял Лизу, перецеловал все ее пальчики с огрызенными розовыми ногтями и посадил ее на обитую дешевым бархатом кушетку. Лиза положила ногу на ногу, заложила руки под голову и легла. Грохольский сел рядом на стул и нагнулся к ней. Он весь обратился в зрение. Какой хорошенькой казалась она ему, освещенная лучами заходящего солнца!.."

Лидия Чуковская | классика, русская классика, литература 20 века, повести
«… Не странно ли, что это погружение на дно вместе с Ленинградом, Катенькой, ночной Невой, что этот тайный, внятный только мне звук, возникающий от скрещения тишины и памяти, – что потом он с помощью чернил, бумаги, типографии обретет плоть и получит такое обыденное, общепринятое, всем доступное наименование: книга? – Вы еще не читали «Спуска под воду?» – Нет. А про что там, про работу водолазов? – И не читайте, скучища. – Неправда, непременно прочитайте! в этой книге что-то есть. Хотите принесу? Там никаких водолазов. Книга… Она будет стоять на полке вместе с другими, ее будут брать в руки, перелистывать, ставить на место. Вытирать пыль – пыль с этой вот сегодняшней здешней тишины, сквозь которую кo мне возвращается Алешин голос и плач Кати-маленькой… »

Юлий Крелин | классическая проза, современная русская литература, классика, современная литература, повести
Документальная повесть о прототипе главного героя самой известной повести писателя «Хирург», друге Ю. Крелина, докторе Михаил Жадкевиче.

Андрей Платонов | классика, классическая проза, повести
Перед вами шедевр отечественной прозы. Когда-то - запрещенное властью произведение талантливого писателя. Теперь - классика не только русскоязычной, но и мировой литературы.Доктор Фаддей Попов одержим идеей открытия «эфирного тракта». Для этого он приезжает в город Ржавск, рядом с которым найдено месторождение магнитной железной руды. У него появляется здесь помощник — Михаил Кирпичников.

Антон Чехов | классика, русская классика, литература 19 века, повести
В этой "моей" жизни - жизни каждого из нас, говорит Чехов, намного лучше делать то, что нравится, а не следить за тем, правильно ли делают другие то, что тебе нравится. Читать плохие-хорошие книги и не превращать их в образцы духовной нравственности или безнравственности. Сажать деревья, потому что это здорово, а не потому, что полезно. Любить Бога, а не подглядывать, как молятся другие. Воспитывать детей, а не ехидничать по поводу недоумочности соседских отпрысков.

Юрий Тынянов | классика, русская классика, литература 20 века, повести
Юрий Николаевич Тынянов во всех своих произведениях умеет передать живое ощущение описываемой им эпохи. «Смерть Вазир-Мухтара» – один из самых известных романов Юрия Тынянова. В нем он рассказал о последнем годе жизни великого писателя и дипломата Александра Сергеевича Грибоедова, о его трагической гибели в Персии, куда он был отправлен в качестве посла. Также в сборник вошли повесть «Восковая персона» и рассказы «Подпоручик Киже» и «Гражданин Очер».

Лев Толстой | классика, русская классика, литература 20 века, повести
«Федор Михайлович Смоковников, председатель казенной палаты, человек неподкупной честности, и гордящийся этим, и мрачно либеральный и не только свободномыслящий, но ненавидящий всякое проявление религиозности, которую он считал остатком суеверий, вернулся из палаты в самом дурном расположении духа. Губернатор написал ему преглупую бумагу, по которой можно было предположить замечание, что Федор Михайлович поступил нечестно. Федор Михайлович очень озлобился и тут же написал бойкий и колкий ответ…»

Николай Лесков | классика, русская классика, литература 19 века, повести
Артель каменщиков кочует по России, в поисках работы переходя с места на место. Все артельщики — староверы. Они не посещают храмы «господствующей» церкви, поэтому свои святыни возят с собой. Эти святыни — иконы и священные книги. Особо почитается ими старинная икона ангела-хранителя. Когда же артельщики этой иконы лишаются, их охватывает такая скорбь, что они решают любой ценой вернуть свою святыню. Однако дело это оказывается очень непростое. В результате артельщики обретут нечто большее, чем то, что искали. И это заставляет их поверить в то, что «всякого спасенного человека ангел руководствует».

Николай Лесков | классика, русская классика, литература 19 века, повести

Александр Пушкин | драма, классика, литература 19 века, русская классика, литературные формы, повести, экранизация
Сюжет произведения держит читателя в неведении до последних страниц. Он окутан тайной, которую непросто разгадать. В книги много тщеславия и азарта, которые переплетаются с мистикой, вовлекая героев в загадочные события. Порой можно запутаться, где реальность, где – фантастика. Но Пушкин остается верен себе – в сюжет прокрадывается любовь, меняя судьбы некоторых людей. Но самым ключевым образом меняется жизнь главного героя, когда он, прежде не бравший в руки карты, узнает секрет верного выигрыша. И тогда он может использовать этот секрет, как ему заблагорассудится… Читается книга безумно легко. Приглашаем посетителей сайта дать свою оценку и оставлять свои отзывы о произведении Пиковая дама.

Чингиз Айтматов | советская литература, классика, повести
В повести «Прощай, Гульсары!» создан мощный эпический фон, ставший еще одной важной приметой творчества Айтматова, использовались мотивы и сюжеты киргизского эпоса Карагул и Коджоджан. Судьба главного героя, киргизского крестьянина Тананбая, так же типична, как судьбы лучших героев «деревенской прозы». Тананбай принимал участие в коллективизации, не жалея при этом родного брата, затем сам становился жертвой партийных карьеристов. Важную роль в повести играл образ иноходца Гульсары, который сопровождал Тананбая на протяжении долгих лет. Критики отмечали, что образ Гульсары является метафорой сущности человеческой жизни, в которой неизбежно подавление личности, отказ от естественности бытия. Г.Гачев назвал Гульсары характернейшим для Айтматова «двуголовым образом-кентавром» животного и человека

Борис Пильняк | классика, советская литература, литература 20 века, повести
В этой повести писатель рисует страшную, порой трагическую картину жизни народа, задавленного мертвой, механической машиной бюрократизма, убившего светлые идеи революции.

Владимир Короленко | классика, русская классика, литература 19 века, повести
Короленко Владимир Галактионович (1853–1921) – русский писатель, публицист, общественный деятель, почетный академик Петербургской и Российской АН. Убежденный правдоискатель и защитник гонимых, Короленко ценил в людях неудовлетворенность жизнью, постоянное движение, даже если цель не осознана до конца. Почти все его рассказы созданы на основе пережитого или виденного самим писателем, и в их центре – непокорившийся человек. Рецензия на книгу Владимира Короленко Без языка. «Без языка» – новелла, написанная Короленко под впечатлением от путешествия в Америку, рассказывает о мытарствах иммигранта из России в Нью-Йорке, о поисках лучшей доли, об обретении новой жизни, о тоске по старой родине…

Федор Абрамов | классика, советская литература, литература 20 века, повести
«…Снежная липуха немного успокоилась, когда от перевоза поднялись в крутой берег. Впереди проглянуло Сосино с жердяной изгородью по задворью, черная часовня замаячила в полях слева. Вытирая рукой мокрое лицо, Власик начал было объяснять своему неразговорчивому спутнику, как пройти в деревню и разыскать бригадира, но тот, похоже, в этом не нуждался: загвоздил суковатой палкой побелевшую дорогу, как будто всю жизнь по ней ходил…»

Борис Васильев | современная русская литература, классика, современная литература, повести
«Читал я или слышал… Может быть, слышал, может быть, в Крыму, ранним утром у моря. Было тихо, шуршала волна… …И далеко-далеко от этих скал, от узкой полоски пляжа и еще дальше от времени, в котором я слушаю, – иной берег, иная волна. И голые ребятишки, дети рабов, собирают цветную гальку. А старики, уже непригодные ни для какой работы, неторопливо рассматривают каждый камешек. Цвет, форму, оттенок. И кладут в кучу, отвечающую цвету, форме и оттенку. Потом рабы-художники создадут из этих камешков мозаики, которым не страшны века. Сказочные древнегреческие мозаики, и поныне радостно вспыхивающие веселыми красками, как только их омоет вода. Но мне не успеть сложить свою мозаику. Само время мое рвется на куски, рассыпая кое-как склеенные сцены то ли жизни богов, то ли мифов моих…»

Михаил Арцыбашев | классика, русская классика, литература 20 века, повести
«В конце концов дачникам было скучно. Все это был народ, который много говорил о том, что любит природу, восхищался морскими далями, закатом и облаками на таинственной вершине угрюмого мыса, но почти все приехали из больших городов, где природу видели только на картинах и слишком привыкли думать о ней, как о чем-то волшебном, что может совершенно изменить жизнь и дать какие-то особенные, невероятные удовольствия…»

Алексей Толстой | русская классика, классика, повести
«…В этот час Итальянский бульвар был шумен и многолюден. Из магазинов и контор выходили служащие и тесной и шумной толпой двигались по широкому тротуару…»

Леонид Николаевич Андреев | классика, русская классика, литература 20 века, повести
«Говоря по чистой совести моей, как на духу, я и до сих пор не вполне уяснил себе это странное обстоятельство: почему я тогда так сильно испугался? Ну, война и война, – конечно, не обрадуешься и в ладоши бить не станешь, но все дело довольно-таки простое и бывалое… давно ли была хоть бы та же японская? Да вот и сейчас, когда уже происходят кровопролитные сражения, никакого такого особенного страха я не чувствую, живу, как и прежде жил: служу, хожу в гости и даже театр или кинематограф и вообще никаких решительных изменений в моей жизни не наблюдаю. Не будь на войне Павлуша, женин брат, так и совсем порою можно было бы позабыть обо всех этих страшных происшествиях…»

Федор Абрамов | советская литература, классика, повести
«...Было время, и недавно еще, — не на горе, у реки встречал ее муж. А осенью, в самую темень, выходил с фонарем. Ставь, жена, ногу смело. Не упадешь. А уж по дому своему — надо правду говорить — она не знала забот. И утром печь истопит, и корову обрядит, и воды наносит, а ежели минутка свободная выпадет, и на пекарню прибежит: на неделю — на две дров наготовит. А теперь Павел болен, с весны за сердце рукой хватается, и все — и дом, и пекарня, — все на ней одной...»

Федор Абрамов | классика, советская литература, литература 20 века, повести
«…Мне давно уже, сколько лет, хотелось найти такой уголок, где бы все было под рукой: и охота, и рыбалка, и грибы, и ягоды. И чтобы непременно была заповедная тишина – без этих принудительных уличных радиодинамиков, которые в редкой деревне сейчас не гремят с раннего утра до поздней ночи, без этого железного грохота машин, который мне осточертел и в городе. В Пижме я нашел все это с избытком…»

Федор Абрамов | классика, советская литература, литература 20 века, повести
«…С обязанностями своими Володька справлялся походя. Присмотреть за пятью-шестью лошадьми, согреть утром и вечером чайники, нарубить дров для костра – разве это работа для пятнадцатилетнего крепыша? Правда, он мог бы спуститься на пожню – лишние грабли там никогда не помеха, тем более что в горячие дни приходилось специально подбрасывать из деревни домохозяек и голосистый актив – молоденьких девушек из контор, студенток-отпускниц, школьниц, но Володька предпочитал другие занятия. Целыми часами бродил он с удилищем по отлогим осотистым берегам Черемшанки, валялся в избе, дурея от сна и скуки, а то опять заберется на каменный лоб, круто нависший над речкой, и сидит неподвижно и окаменело, как ястреб-рыболов, высматривающий добычу…»

Александр Житинский | классика, советская литература, литература 20 века, повести
«В один прекрасный день я осознал, что заканчиваю институт. Это было в начале сентября, когда нас собрали на кафедре, в лаборатории измерительной техники, и объявили, что начинается преддипломная практика…»

Александр Житинский | классика, советская литература, литература 20 века, повести
«Летом у нас на кафедре тихо, как в санатории. Если по коридору летит муха – это уже событие. Преподаватели в отпуске, студенты строят коровники в Казахстане, а мы играем в настольный теннис. Мы – это оставшиеся на работе. В этот день была жара, и я не нашел партнера. Прошелся по лабораториям, покричал, но безрезультатно. Все будто вымерли. Тогда я от нечего делать решил поработать…»

Александр Житинский | классика, советская литература, литература 20 века, повести
«Не имею ни времени, ни желания объяснять, как все получилось, с самого начала. Для этого мне пришлось бы начинать с тех пор, как я себя помню. А может быть, еще раньше. Об этом я, кстати, уже писал. Здесь я хочу объяснить, как я влип в эту историю с Прометеями. Слава Богу, теперь все уже кончилось. Можно осмыслить, если есть чем…»

Леонид Николаевич Андреев | классика, русская классика, литература 20 века, повести
«Над всей жизнью Василия Фивейского тяготел суровый и загадочный рок. Точно проклятый неведомым проклятием, он с юности нес тяжелое бремя печали, болезней и горя, и никогда не заживали на сердце его кровоточащие раны. Среди людей он был одинок, словно планета среди планет, и особенный, казалось, воздух, губительный и тлетворный, окружал его, как невидимое прозрачное облако. Сын покорного и терпеливого отца, захолустного священника, он сам был терпелив и покорен и долго не замечал той зловещей и таинственной преднамеренности, с какою стекались бедствия на его некрасивую, вихрастую голову…»

Василий Аксенов | классика, русская классика, литература 20 века, повести
«Майор Калюжный собственноручно открыл большой висячий замок, чуть морщась от скрипа, потянул на себя правую половинку ворот и сделал приглашающий жест: – Прошу! Заезжайте! Улыбка появилась на устах майора. Высокая, очень худая фигура офицера с улыбкой на устах, медленно открывающая ворота штрафной площадки…»

Сергей Есенин | классика, русская классика, литература 20 века, повести
«По оконцам кочкового болота скользили волки. Бурый вожак потянул носом и щелкнул зубами. Примолкшая ватага почуяла добычу. Слабый вой и тихий панихидный переклик разбудил прикурнувшего в дупле сосны дятла. Из чапыги с фырканьем вынырнули два зайца и, разрывая снег, побежали к межам. По коленкоровой дороге скрипел обоз; под обротями тропыхались вяхири, и лошади, кинув жвачку, напрянули уши…»

Иван Сергеевич Тургенев | классика, русская классика, литература 19 века, повести
Автор дневника, находясь при смерти и исповедуясь только лишь перед собой, описывает в последние дни своей жизни самые яркие впечатления прошедшего.

Иван Бунин | классика, русская классика, литература 19 века, повести
«Без роду-племени» – повесть русского писателя и поэта Ивана Бунина. Повествование в рассказе «Без роду-племени» начинается с того, что главному герою снится необычный сон. Он сильно устал до этого, потому спал очень крепко. А приснилось ему, что идет он по каким-то запасным путям и станционным дворам, среди вагонов и паровозов, ищет супруга Зины и хочет его убедить, что не является врагом ему. Он любил Зину, однако теперь не помышляет о себе, думает лишь о счастье этой девушки...

Николай Лесков | классика, литература 19 века, русская классика, литературные формы, повести

Николай Лесков | классика, литература 19 века, русская классика, литературные формы, повести
Разнохарактерное potpourri из пёстрых воспоминаний полинявшего человека. Посвящается всем находящимся не на своих местах и не при своём деле..

Александр Пушкин | классическая проза, русская классика, литература 19 века, повести
В 1828 г. Пушкин задумал написать повесть из жизни светского общества; в набросках плана на французском языке она имеет заголовок «L’homme du monde» («Светский человек»). В одном из разделов плана будущего произведения намечалась сцена «на даче у гр. L.». Этот раздел лег в основу наброска «Гости съезжались на дачу...».

Александр Пушкин | классика, русская классика, литература 19 века, повести
«Чарский был один из коренных жителей Петербурга. Ему не было еще тридцати лет; он не был женат; служба не обременяла его. Покойный дядя его, бывший виц-губернатором в хорошее время, оставил ему порядочное имение. Жизнь его могла быть очень приятна; но он имел несчастие писать и печатать стихи. В журналах звали его поэтом, а в лакейских сочинителем…»

Антон Чехов | классика, русская классика, литература 19 века, повести
"... Село Уклеево лежало в овраге, так что с шоссе и со станции железной дороги видны были только колокольня и трубы ситценабивных фабрик. Когда прохожие спрашивали, какое это село, то им говорили:— Это то самое, где дьячок на похоронах всю икру съел..."Произведение включено в авторский сборник "Скрипка Ротшильда".

Константин Батюшков | классика, русская классика, литература 19 века, повести
«Древний Киев утопал в веселии, когда гонец принес весть о победе над печенегами. Скачет всадник за всадником, и последний возвещает приближение победоносного войска. Шумными толпами истекают киевцы чрез врата северные; радостный глас цевниц и восклицаний народных раздается по холмам и долинам, покрытым снегом и веселою апрельскою зеленью. Пыльное облако уже показалось в отдалении; оно приблизилось, рассеялось и обнажило стальные доспехи и распущенные стяги войска, пылающие от лучей утреннего солнца…»

Иван Сергеевич Тургенев | классика, русская классика, литература 19 века, повести
Герой рассказа полюбил девушку своего друга, Андрея Колосова. По мере того, как чувство растёт, отношение Андрея к девушке становится всё более прохладным.

Виктор Курочкин | классика, советская литература, литература 20 века, повести
«…Овсов, переступая с ноги на ногу, молчал. – Ну, бывает же… А с отъездом мы вас не задержим… – И, сжав пальцы Овсова, парторг опять сказал: – Молодчина! Удивили вы меня, Василий Ильич; от души признаюсь, не ожидал я этого от вас!.. И после ухода Овсова секретарь еще долго удивлялся и спрашивал себя: «Что с человеком случилось?» А вот что случилось погожим октябрьским днем тысяча девятьсот пятьдесят четвертого года…»

Алексей Толстой | русская классика, классика, повести
«Один из свидетелей, студент инженерного училища Семенов, дал неожиданные показания по наиболее туманному, но, как это выяснилось в дальнейшем, основному вопросу во всем следствии. То, что при первом знакомстве с обстоятельствами трагической ночи (с третьего на четвертое июля) казалось следователю непонятной, безумной выходкой, или, быть может, хитро задуманной симуляцией сумасшествия, теперь стало ключом ко всем разгадкам…»

Алексей Толстой | русская классика, классика, повести
«…Эта калитка, и свистевшие непогодой и унынием голые сучья клена, и в особенности мертвый лист – снова с пронзительной остротой напомнили Егору Ивановичу то, о чем он старался не думать и о чем думал всю дорогу, три дня тащась в плетушке по уезду…»

Алексей Толстой | русская классика, классика, повести
«…Демьянов шел в головной роте. Шинель его, туго перетянутая ремнем, намокла от росы и топорщилась. Он поднял воротник, надвинул фуражку и шагал в ногу с рябым и высоким солдатом, который, косясь на офицера, нет-нет да и приговаривал: «Эх, чайку-то не попили»…»

Алексей Толстой | русская классика, классика, книги о войне, повести
По замыслу автора повесть «Хлеб» является связующим звеном между романами «Восемнадцатый год» и «Хмурое утро». Повесть посвящена важнейшему этапу в истории гражданской войны – обороне Царицына под руководством товарища Сталина. Этот момент не показан в романе «Восемнадцатый год».

Александр Вельтман | классика, русская классика, литература 19 века, повести
Трагикомическая ситуация повести Александра Вельтмана «Неистовый Роланд» сразу же напомнит читателю сюжет гоголевского «Ревизора». Вельтман строит рассказ, стараясь придать ситуации возможную достоверность. И внешний вид, и речи находящегося в бреду актера Зарецкого убеждают чиновников, что перед ними важная персона, скорее всего – генерал-губернатор. Тут и открывается вся отвратительная неприглядность жизни провинциального города – казнокрадство, беззаконие, невежество, дикая грубость. И стоило антрепренеру узнать бедного актера, как на Зарецкого обрушивается гнев местного общества во главе с городничим.

Лидия Чарская | классика, русская классика, литература 20 века, историческая литература, повести
Как безумная, металась по своей убогой избушке крестьянка, испуганная словами сына. Она то хватала посуду и без всякой цели расставляла ее, то подбегала к своим сыновьям, обняв их, прижимала к себе, шепча молитвы. Слезы отчаяния лились из ее глаз. Девятилетний Ванюша тоже горько плакал, глядя на мать. Лишь Мартын угрюмо хмурил свои темные брови и крепко сжимал свои еще детские руки…

Максим Горький | русская классика, классика, повести
«Когда Евсею Климкову было четыре года – отца его застрелил полесовщик, а когда ему минуло семь лет – умерла мать. Она умерла вдруг, в поле, во время жатвы, и это было так странно, что Евсей даже не испугался, когда увидал её мёртвой…»

Максим Горький | русская классика, классика, повести
«…Позвольте рассказать жизнь мою; времени повесть эта отнимет у вас немного, а знать её – надобно вам. Я – крапивник, подкидыш, незаконный человек; кем рождён – неизвестно, а подброшен был в экономию господина Лосева, в селе Сокольем, Красноглинского уезда. Положила меня мать моя – или кто другой – в парк господский, на ступени часовенки, где схоронена была старая барыня Лосева, а найден я был Данилой Вяловым, садовником. Пришёл он рано утром в парк и видит: у двери часовни дитя шевелится, в тряпки завёрнуто, а вокруг кот дымчатый ходит…»

Александр Александрович Бестужев | классика, литература 19 века, русская классика, литературные формы, повести
«На правом берегу Великой, выше замка Опочки, толпа охотников расположилась на отдых. Вечереющий день раскидывал шатром тени дубравы, и поляна благоухала недавно скошенным сеном, хотя это было уже в начале августа, – смутное положение дел нарушало тогда порядок всех работ сельских. Стреноженные кони, помахивая гривами и хвостами от удовольствия, паслись благоприобретенным сенцем, – но они были под седлами, и, кажется, не столько для предосторожности от запалу, как из боязни нападения со стороны Литвы…»

Владимир Короленко | классика, русская классика, литература 19 века, повести
«А на плотине чорт стоит, за бока держится, хохочет. Дрожит от того хохота старая мельница, так что из щелей мучная пыль пылит, в лесу всякая лесная нежить, а в воде водяная – проснулись, забегали, показывается кто тенью из лесу, кто неясною марой на воде; заходил и омут, закурился-задымился белым туманом, и пошли по нем круги. Глянул мельник – и обмер: из-под воды смотрит на него синее лицо с тусклыми, неподвижными глазами и только длинные усы шевелятся, как у водяного таракана. Точь-в-точь дядько Омелько выплывает из омута прямо к яворам…»

Глеб Алексеев | классика, русская классика, литература 20 века, повести
«Это было в дни, когда вернувшийся из заграничного бегства Алексей на Верховном Суде в аудиенц-зале кричал в лицо царю: «Велик ты, Пётр, да тяжёленек, злодей, убийца и антихрист! Проклянёт бог Россию за тебя!» – в дни, когда древняя, в горлатной шапке, в охабне, разбойничья, раскольничья, бородатая Русь лицом к лицу стала перед царём, проклиная его проклятием сына. В эти дни в Питербурх со всех сторон государства везли в кибитках, гнали по трактам увязанных в колодки по двое, по трое – десятками, сотнями, тысячами свидетелей, участников, их родственников, их свойственников, их друзей и врагов, виновников «слова и дела» государева…»

Михаил Арцыбашев | классика, русская классика, литература 20 века, повести
«Торопливо ходили чиновники с бумагами и озабоченным видом; сторож величественно разносил крепкий холодный чай; пишущие машинки трещали так, точно целые десятки маленьких молоточков наперебой, азартно ковали крохотные подковки, и каждый день Елена Николаевна со стремительной быстротой выстукивала ловкими гибкими пальцами…»

Борис Пильняк | классика, советская литература, литература 20 века, повести
«Первый Петр в династии Романовых и первый император Российской Равнины, Петр Алексеевич сын-Романов, однажды, в парадизе своем Санкт-Питер-Бурхе, пропьянствовав день у сенатора Шафырова в „замке“ на Кайвусари-Фомином острову, направлялся в ботике по реке Неве на Перузину-остров, в трактир Австерию, дабы допьянствовать ночь…»

Аркадий Аверченко | классика, русская классика, литература 20 века, юмор и сатира, повести
«– Ехать так ехать, – добродушно сказал попугай, которого кошка вытащила из клетки. …»

Аркадий Аверченко | классика, русская классика, литература 20 века, юмор и сатира, повести
«Не преступление ли – отыскивать смешное в страшном? Не кощунство ли – весело улыбаться там, где следовало бы рвать волосы, посыпать пеплом главу, бия себя в грудь, и, опустившись на колени возле вырытой могилы, долго неутешно рыдать?.. Вот два вопроса, которые были бы совершенно правильны, если бы… около нас был действительно настоящий труп. Но Россия – не труп. …»

Константин Воробьёв | советская литература, классика, повести
«Я минут на двадцать опоздал, но Генка не ушел – сидел в машине и ждал. Она была пыльная, неприбранная, и я помыл ее снаружи и протер внутри. Из паза отопления торчал красный лист клена, и я выкинул его вон. – Мешал он тебе, да? Генка глядел на меня заморенно и жалобно. Брюки его вздулись на коленках пузырями. Такую дешевку надо гладить каждый день, а не раз в месяц. Рубаху б тоже можно было не занашивать черт-те до чего, но это его личное дело… Я выкинул кленовый лист и не стал объяснять, что он похож на огонь. Будто забыл, как мы горели? А машину Генка мог бы сдавать мне чистой, – как ни опасайся, но шлангом все равно что-нибудь испачкаешь на себе, а потом всю смену езди в плохом настроении…»

Алексей Толстой | русская классика, классика, повести
Из рукописной книги князя Туренева «Во исполнение зарока, припоминаю всё, что видели грешные мои глаза в прошедшие лютые годы… Начинаю неторопливым рассказом о необыкновенном житии блаженного Нифонта».

Николай Лесков | классика, русская классика, литература 19 века, повести
Рассказ о четырех подвижниках дела воспитания детей, вся жизнь которых была неразрывно связана с Первым петербургским кадетским корпусом: его директоре Михаиле Степановиче Перском, «отце-экономе» Андрее Петровиче Боброве, корпусном докторе Зеленском и корпусном священнике архимандрите Иринее...

Евгений Иванович Замятин | повести, русская классика, литература 20 века, рассказы, классика, сказки
Всю свою жизнь Замятин был "неудобным" писателем, сражаясь и отстаивая свое право на самостоятельность мысли, на дерзкую и горькую правду. Он считал себя неисправимым революционером в искусстве, "еретиком", безумцем. Горький говорил о нем: "Он хочет писать как европеец, изящно, остро, со скептической усмешкой...". Стилистика его произведений отчасти соотносится с "орнаментальной прозой" Ремизова и Лескова, но видение человека напрямую отсылает к традициям романов Достоевского.

Леонид Николаевич Андреев | русская классика, классика, повести
В прозе Леонида Андреева причудливо переплелись трепетная эмоциональность, дотошный интерес к повседневности русской жизни и подчас иррациональный страх перед кошмарами «железного века». Любовь и смерть, жестокосердие и духовная стойкость человека – вот главные темы его повестей и рассказов, ставших одним из высших достижений русской литературы начала XX столетия.

Федор Достоевский | классика, русская классика, литература 19 века, повести
В огромном мегаполисе снуют толпы муравьев-чиновников. Они одинаково одеты, работают с бумагами. Живут в похожих каменных домах. Их жизнь подчинена распорядку. Но у каждого из них есть сердце. В глубины человеческих переживаний проникает гений Ф.М.Достоевского.

Иван Сергеевич Тургенев | классика, русская классика, литература 19 века, повести
«На большой Б…й дороге, в одинаковом почти расстоянии от двух уездных городов, чрез которые она проходит, еще недавно стоял обширный постоялый двор, очень хорошо известный троечным извозчикам, обозным мужикам, купеческим приказчикам, мещанам-торговцам и вообще всем многочисленным и разнородным проезжим, которые во всякое время года накатывают наши дороги. Бывало, все заворачивали на тот двор; разве только какая-нибудь помещичья карета, запряженная шестериком доморощенных лошадей, торжественно проплывала мимо, что не мешало, однако, ни кучеру, ни лакею на запятках с каким-то особенным чувством и вниманием посмотреть на слишком им знакомое крылечко; или какой-нибудь голяк в дрянной тележке и с тремя пятаками в мошне за пазухой, поравнявшись с богатым двором, понукал свою усталую лошаденку, поспешая на ночлег в лежавшие под большаком выселки, к мужичку-хозяину, у которого, кроме сена и хлеба, не найдешь ничего, да зато лишней копейки не заплатишь…»

Николай Помяловский | классика, русская классика, литература 19 века, повести
Повесть о жизни Егора Ивановича Молотова, человека простого происхождения, мещанина, в которой сопровождаем мы его от рождения и до двадцати с лишним лет. Обычной жизни, с дружбой и любовью, простыми радостями и верой в людей и светлое будущее. Верой, разрушившейся в одночасье от того, что узнал он что добрые и порядочные люди, дворяне, в усадьбе которых он работал, которых он чуть не своей семьей считал, не считают его ровней себе в силу мещанского его происхождения.

Дмитрий Григорович | классика, русская классика, литература 19 века, повести
«В самой глухой, отдаленной чаще троскинского осинника работал мужик; он держал обеими руками топор и рубил сплеча высокие кусты хвороста, глушившие в этом месте лес непроходимою засекой. Наступала пора зимняя, холодная; мужик припасал топливо. Шагах в пяти от него стояла высокая телега, припряженная к сытенькой пегой клячонке; поодаль, вправо, сквозь обнаженные сучья дерев виднелся полунагой мальчишка, карабкавшийся на вершину старой осины, увенчанную галочьими гнездами. Судя по опавшему лицу мужика, сгорбившейся спине и потухшим серым глазам, смело можно было дать ему пятьдесят или даже пятьдесят пять лет от роду; он был высок ростом, беден грудью, сухощав, с редкою бледно-желтою бородою, в которой нередко проглядывала седина, и такими же волосами. Одежда на нем соответствовала как нельзя более его наружности: все было до крайности дрябло и ветхо, от низенькой меховой шапки до коротенького овчинного полушубка, подпоясанного лыковой тесьмою. Стужа была сильная; несмотря на то, пот обильными ручьями катился по лицу мужика; работа, казалось, приходилась ему по сердцу…»

Антон Чехов | классика, русская классика, литература 19 века, повести
"... По причинам, о которых не время теперь говорить подробно, я должен был поступить в лакеи к одному петербургскому чиновнику, по фамилии Орлову. Было ему около тридцати пяти лет и звали его Георгием Иванычем.К этому Орлову поступил я ради его отца, известного государственного человека, которого считал я серьезным врагом своего дела. Я рассчитывал, что, живя у сына, по разговорам, которые услышу, и по бумагам и запискам, какие буду находить на столе, я в подробности изучу планы и намерения отца..."

Николай Михайловский | классика, русская классика, литература 19 века, повести
«Однажды осенью, когда на дворе уже пахло морозом, а в классах весело играло солнце и было тепло и уютно, ученики шестого класса, пользуясь отсутствием непришедшего учителя словесности, по обыкновению разбились на группы и, тесно прижавшись друг к другу, вели всякие разговоры…»

Николай Лесков | классика, русская классика, литература 19 века, повести

Николай Лесков | классика, русская классика, литература 19 века, повести

Николай Лесков | классика, русская классика, литература 19 века, повести
«Дело было на святках после больших еврейских погромов. События эти служили повсеместно темою для живых и иногда очень странных разговоров на одну и ту же тему: как нам быть с евреями? Куда их выпроводить, или кому подарить, или самим их на свой лад переделать? Были охотники и дарить, и выпроваживать, но самые практические из собеседников встречали в обоих этих случаях неудобство и более склонялись к тому, что лучше евреев приспособить к своим домашним надобностям – по преимуществу изнурительным, которые вели бы род их на убыль…»

Николай Лесков | классика, русская классика, литература 19 века, повести
«Эта краткая запись о действительном, хотя и невероятном событии посвящается мною досточтимому ученому, знатоку русского слова, не потому, чтобы я имел притязание считать настоящий рассказ достойным внимания как литературное произведение…»

Александр Пушкин | классика, русская классика, литература 19 века, повести

Александр Пушкин | классика, русская классика, литература 19 века, повести
В основе наброска — фактические сведения, заимствованные Пушкиным из французской книги, включавшей описание известных уголовных процессов. Две женщины, Марья Шонинг и Анна Гарлин, обвинили себя в детоубийстве ради спасения от голода детей Анны. Они были казнены, хотя на эшафоте Марья Шонинг призналась в лжесвидетельстве.

Александр Пушкин | классика, русская классика, литература 19 века, повести

Александр Пушкин | классика, русская классика, литература 19 века, повести
«Ты конечно, милая Сашинька, удивилась нечаянному моему отъезду в деревню. Спешу объясниться во всем откровенно. Зависимость моего положения была всегда мне тягостна. Конечно Авдотья Андреевна воспитывала меня на ровне с своею племянницею. Но в ее доме я всё же была воспитанница, а ты не можешь вообразить как много мелочных горестей неразлучны с этим званием. Многое должна была я сносить, во многом уступать, многого не видеть, между тем как мое самолюбие прилежно замечало малейший оттенок небрежения. Самое равенство мое с княжною было мне в тягость. Когда являлись мы на бале, одетые одинаково, я досадовала не видя на ее шее жемчугов. Я чувствовала, что она не носила их для того только чтоб не отличаться от меня, и эта внимательность уж оскорбляла меня…»

Александр Пушкин | классика, русская классика, литература 19 века, повести
«Читая «Рославлева», с изумлением увидела я, что завязка его основана на истинном происшедствии, слишком для меня известном. Некогда я была другом несчастной женщины, выбранной г. Загоскиным в героини его повести. Он вновь обратил внимание публики на происшедствие забытое, разбудил чувства негодования, усыпленные временем, и возмутил спокойствие могилы. Я буду защитницею тени, – и читатель извинит слабость пера моего, уважив сердечные мои побуждения. Буду принуждена много говорить о самой себе, потому что судьба моя долго была связана с участью бедной моей подруги…»

Михаил Лермонтов | классика, русская классика, экранизация, литература 19 века, повести
Повесть «Княжна Мери» занимает центральное место в романе М. Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» и является продолжением дневниковых записей главного героя романа Григория Александровича Печорина, которые представляют собой не столько описание событий, произошедших с ним на водах в Пятигорске, сколько описание мыслей и чувств, исследование души человеческой, как собственной, так и тех людей, с которыми его столкнула жизнь у подножия Машука.

Антон Чехов | классика, русская классика, литература 19 века, повести
«Огни» — повесть Антона Павловича Чехова впервые опубликованная в 1888 году в журнале «Северный вестник». Литературный критик Абрам Дерман усматривает автобиографичность повести, и считает что «Огни» — «одно из самых интимных» произведений Чехова, где он «широко и глубоко лично поставил проблему сердечной холодности».Произведение включено в авторский сборник «Дуэль».

Николай Карамзин | классика, историческая литература, литература 18 века, повести

Федор Абрамов | классика, советская литература, литература 20 века, повести
«…Мокрый от старушечьих поцелуев и слез, Клавдий Иванович шагнул в желанную прохладу нетопленой избы (тридцать градусов в одиннадцать утра было!), и тут все разом разъяснилось: брат и сестра не приедут – тетка две телеграммы подала ему. На Никодима, как было сказано в телеграмме, неожиданно свалилась важная командировка, а у Татьяны – тоже неожиданно – заболел сын. Клавдию Ивановичу обидно было до слез. Ведь договаривались же, списывались: нынешним летом собраться под родной отцовской крышей – больше десяти лет не виделись друг с другом. А потом, надо было что-то решать и с самим домом – тетка Груня в каждом письме плакалась: разорили охотники да пастухи ваше строенье, одни стены остались, да и тех скоро не будет…»

Виктор Курочкин | советская литература, классика, повести
«… Старик махнул рукой: – Эва что придумает. В чужом доме жить. А свой на что? – Там теперь никто не живет… – Как «никто»? А я… А баба моя… Сын мой, Андрей Анастасьич. Эка ты глупая девка-то. – Старик привлек к себе девочку и подолом рубахи вытер ей мокрый нос. Она прижалась к Анастасу. Он гладил ее всклокоченные волосы и как мог успокаивал. – И совсем не глупая. И совсем не глупая, – всхлипывая, говорила девочка. – Ты сам все забыл. Все, все на свете, и бабушка твоя померла. – Кто – «померла»? – переспросил старик. – Твоя бабушка Степанида. Совсем недавно ее похоронили. – Похоронили Стешу? Вона что… – Анастас поднял вверх голову и перекрестился…»

Борис Пастернак | биографии и мемуары, повести, русская классика, советская литература, литература 20 века, классика
Автобиографическая проза «Охранная грамота» – о юности, встречах с замечательными людьми, путешествии по Европе, духовных исканиях, первой любви, становлении поэта.

Николай Бестужев | классика, русская классика, литература 19 века, повести
«Громадный Париж со своими предместьями уже был охвачен союзными войсками от впадения Марны в Сену и опять до Сены при Пасси. Перемирие было заключено; громы сражения умолкли на левом фланге: высоты Бельвиля, Менильмонтана и Монлуи, занятые союзниками и уставленные пушками, грозили разрушением столице Франции; войска, их защищавшие, начали уже отступление, – но еще битва кипела по другую сторону канала д'Урк и на Монмартре, куда не достигло еще известие о перемирии…»

Юрий Трифонов | современная русская литература, советская литература, классика, современная литература, повести
«Трифонов не может устареть, потому что он не просто свидетель эпохи – он и есть та эпоха, и все мы, кто жил в ней, останемся во времени благодаря его прозе. Он был гений, Юрий Трифонов, вот в чем все дело» (Александр Кабаков). Приглашаем посетителей сайта написать краткое содержание произведения Юрия Трифонова Предварительные итоги.

Алексей Толстой | русская классика, классика, повести
«…Прислонившись к перилам, Поль Торен глядел на воду. Лихорадка жгла глаза. Ветерок проходил сквозь все тело – и это было не плохо. О каюте, горячей койке, о заснувшей под колючей лампочкой сестре милосердия болезненно было подумать: белая косынка, кровавый крест на халате, пергаментное лицо унылого спутника страдающих. Она провожала Поля Торена на родину, во Францию…»